Предисловие автора к книге
Тайны "Записок" Пушкина

Во время моей учебы в начальных классах в стране отмечался "юбилей смерти Пушкина". Каждый школьник знал, что поэт унес в могилу тайну, но какую никто не знал. Это было неосознанным началом моей работы над этой книгой.

Шли годы. В 1951 году после окончания ТГУ я со своей семьей прочно связал свою жизнь с нашим городом, важнейшим пушкинским местом - столицей Российской империи, в котором прошла значительная часть жизни Пушкина. Это способствовало появлению устойчивого интереса к жизни и творчеству поэта, к пушкинским местам СССР и их роли в формировании у него творческого отклика. На каком-то этапе я понял, что тайны, унесенные Пушкиным в могилу связаны не только с неосуществленными ожиданиями в связи с его трагической гибелью, но и с рядом утраченных произведений (ноэли, десятая глава романа в стихах "Евгений Онегин", "Замечания на черноморских и донских казаков", сожженные "Записки"). И как хобби возникло желание узнать, что же там было написано. Тема оказалась благодатной. Почему? Усилиями многих поколений пушкинистов из небытия возвращены многие произведения Пушкина (послание к Чаадаеву, фрагменты десятой главы, подготовительные тексты по истории Петра I и другое), издано и, в последнее время, переиздано Полное академическое собрание сочинений (ПСС), проведены исследования содержания сожженных записок (Фейнберг, Фомичев), появился каталог портретных атрибуций рисунков Пушкина, проведена огромная работа пушкинистов по исследованию пушкинской эпохи, изданы мемуары современников поэта и их сочинения, проведена огромная работа по комментированию произведений Пушкина, разработана летопись жизни и творчества поэта, издан словарь языка Пушкина, собраны материалы по пушкинскому окружению, по пушкинским местам и изданы соответствующие справочники. Возникла и успешно развивается целая наука - Пушкиноведение или Пушкиниана. Ее перспективы, о которых по телевидению рассказывал Фомичев, воистину удивительны (компьютерный комплексный анализ всего творческого материала, то есть его автографов, в том числе и рисунков Пушкина). Другими словами, можно сказать: в настоящее время уже разгаданы многие тайны, унесенные Пушкиным в могилу, а перспективы узнать не только о тайнах, но и многих сокровенных желаниях Александра Сергеевича Пушкина и о многом другом, вполне реальны. Так нужна ли работа с названием "Тайны "Записок" Пушкина"?

Научное изучение наследия Пушкина утверждает Ходосевич, и с ним можно согласиться, какие бы огромные шаги оно ни сделало, составляет достояние немногих. Важность и ценность такого изучения непонятны ни массовому читателю, ни массовому писателю. Охлаждение, забвение и нечувствительность к Пушкину опираются на читательскую массу. Причины подготовлены историческими событиями огромного значения и размаха. История наша сделала огромный бросок и все вокруг нас изменилось: не только политический строй и все общественные отношения, но и внешний порядок, ритм жизни, уклад, быт, стиль, обычаи, нравы, одежды, даже, если угодно, моды. Многотемность творчества Пушкина влечет за собой многозначимость его произведений. Пушкина толковали и толкуют по разному. В последнее время смелость суждений о Пушкине начинает бросаться в глаза. Пушкина не только "воспитывают", но и с редкостным убеждением в собственной непогрешимости с дотошностью счетовода заводят на него "личное дело", подсчитывая все оплошности, все прегрешения. Требования рынка заставляют искать темы погорячее и похлестче.

Отсюда и название книг "Эротические рисунки Пушкина" Сергея Денисенко, "Сатанинские зигзаги Пушкина" Анатолия Мадорского. В последней работе досталось не только Пушкину, но и его друзьям Пущину, Дельвигу, Вяземскому, Кюхельбекеру. На этом фоне тема для массового читателя о "Записках" Пушкина, направленная не на то, чтобы отринуть стандартное пушкиноведение", а чтобы донести его плоды до широких читательских масс нам представляется вполне заслуживающей. Другое дело как построить, преподнести читателю такую книгу.

По мнению автора, даже если вести речь о художественной литературе на эту тему, а не о научном исследовании, такая работа должна походить на подлинные "Записки" Пушкина, опираться на самого поэта, на сохранившиеся фрагменты его "Записок", на восстановленные самим Пушкиным Программы "Записок" при новой попытке их написания. При этом необходимо понять ради чего писались сами "Записки".

Еще в Лицее Пушкин завел дневник и сделал запись от 10 декабря 1815 года в которой есть такие слова: "Летом напишу я картину Царского Села. 1. Картина Сада. 2. Дворец. День в Царском Селе. 3. Утреннее гуляние. 4. Полуденное гуляние. 5. Вечернее гуляние. 6. Жители Царского Села. Вот главные предметы вседневных моих записок. Но это еще будущее." В самом дневнике у юноши есть ряд записей о Державине, о Бакуниной, о Жуковском, о Денисе Давыдове, Иконникове, Будри. Сохранились и стихи этого периода в которых есть строчки про царя, про театр, про гусар, про дочерей банкира Вельо, про некоторых лицеистов и про себя и на другие темы. Это позволяет утверждать, что Пушкин понимал уникальность того, что он видит в Царском Селе и одной из задач записок считал обязанность фиксировать факты для будущих исторических исследований или использования их в литературном творчестве. Когда человек пишет свои записки в преклонном возрасте, то он думает про память о прожитой жизни. Совсем другое дело, когда записку пишет молодой человек. От обнародования своей жизненной позиции может зависеть его будущее. Собирая материалы для своих записок, Пушкин все не мог довести работу до конца. "Несколько раз принимался я за ежедневные записки, и всегда отступался из лености; в 1821 году начал я свою биографию, и несколько лет занимался ею. В конце 1825 года, при открытии несчастного заговора, я принужден был сжечь сии записки. Не могу не сожалеть о их потере; я в них говорил о людях , которые сделались историческими лицами, с откровенностью дружбы или короткого знакомства: Избрав себя лицом, около которого постараюсь собрать другие, более достойные замечания:" Почему же так ускорился многолетний труд (несколько лет)?

Дело в том, что к ссыльному поэту и другу 11 января 1825 года приехал один из лидеров Северного тайного общества Иван Пущин, самый близкий лицейский брат. Ключевым моментом встречи явилось выяснение сути момента и той роли, которую им отвела история. Выявилась взаимная заинтересованность: поэт надеялся на освобождение из изгнания, руководитель Северного общества, принявший в него поэта Рылеева, надеялся, что и Пушкин будет полезен как поэт и гражданин, "стихи которого приобрели народность во всей России". Пушкин верил в успех друзей и хотел познакомить народ России со своими освободителями, надеялся, что и ему найдется местечко в новой России. Пущин привез Пушкину письмо от Рылеева, и между поэтами завязалась переписка. В последнем сохранившемся письме Рылеева (а их сохранилось восемь) есть такие слова: "На тебя устремлены глаза России; тебя любят, тебе верят:"

Состояние современного пушкиноведенья как науки, позволяет не только понять суть утраченных записок поэта, но и оценить тяжесть потери, того, чего лишился массовый читатель. Можно смело сказать, что эти записки были не только художественным произведением, но и историческим документом, своеобразной летописью России пушкинского времени. Может быть именно такого произведения сейчас и не хватает для того, чтобы народ понял суть нынешних реформ. Ведь то, к чему стремились декабристы, как две капли воды походит на то, к чему сводятся нынешние реформы: освобождение земледельца от крепостной зависимости (увижу ль, о друзья! народ неугнетенный: "Деревня"), введение товарно-денежных отношений (наш век - торгаш: в сей век железный без денег и свободы нет: "Разговор":), уничтожение самовластья (твой трон я ненавижу: "Вольность"), установление законности (законов мощных сочетание: "Вольность") и демократии (Россия воспрянет ото сна, и на обломках самовластья: "К Чаадаеву"). Если суть утраченных записок - Летопись России, то известно, что Летописи не горят. Их можно восстановить по каким то правилам. По каким?

По правилам продекларированным самим Пушкиным.

В качестве жанра нам представилось, можно выбрать тот самый жанр, который изобрел Пушкин для своего последнего произведения "Последний из свойственников Иоанны д'Арк", с одним существенным отличием: не придумывать за Пушкина, а брать у него самое достоверное и давать со ссылкой на полное собрание сочинений (А. С. Пушкин ПСС т. с.). Придерживаться хронологической канвы пушкинского времени. Сохранить композиционное единство произведения. Выдержать текст в объеме пушкинского беловика "Записок" (см. у Фомичева С.А. "Поэзия Пушкина. Творческая эволюция", Ленинград, Наука 1986 г.) Придерживаться программ записок, сохранившихся у Пушкина. Дать портрет эпохи краткими замечаниями близкого Пушкину окружения (избрав себя лицем, около которого постараюсь собрать другие более достойные замечания).

Выйдя на пенсию второй раз (1978 год - выход на военную пенсию, 1991 год - выход на пенсию в связи с достижением пенсионного возраста) в 63 года, я предпринял попытку изложения биографии Пушкина в стиле его "Записок" и обратился с ней в Пушкинский Дом. Это было в 1992 году. Первый вопрос, который мне задали при разговоре по телефону: "У Вас это научное исследование или художественное произведение?" "Художественное." "Тогда это нас не касается. Но ввиду необычности темы взглянуть и побеседовать с автором можно". Принял меня зам. Директора Александр Федорович Лапченков. Тут же при мне он начал смотреть эту работу и вскоре воскликнул: "Нет такого жанра - писать за Великих!" Я спокойно ответил, что на книге стоит моя фамилия, а тексты Пушкина даются с точными ссылками на десятитомник, изданный в Москве в 1962 году издательством художественной литературы. Автор не вводит в заблуждение читателя, то есть не выдает свое за якобы пушкинское.

Более того, автором практически ничего не придумывалось, а использовался материал Пушкинианы. Но главная опора сам поэт. Мне предложили на недельку оставить работу в Пушкинском Доме. Смотрел ее сам Сергей Александрович Фомичев. Их мнение было единым: "Хоть это и художественное произведение, но давать ссылки на десятитомник не солидно. Следует пользоваться полным академическим собранием сочинений Пушкина. Ведь в нем самый солидный справочный материал. Название работы (у меня в 1992 году работа называлась "Пушкин и время". Я имел ввиду то, что Пушкин не только опередил время, но и как бы находился вне времени. Вещает вечное.) должно отражать содержание более точно. Пушкин не написал бы "мой дядя Василий". Он непременно написал бы "мой дядя Василий Львович". Были и другие добрые пожелания. Непременно проверьте скрупулезно все цитаты по Полному Собранию Сочинений (ПСС) Пушкина. Ведь это наиболее ценная часть работы, подлинные тексты поэта, откуда бы они не были взяты, из стихов, их черновиков, или художественных произведений или из сохранившихся текстов записок. Этот отзыв и стал для меня путеводной нитью в работе последних лет.

Относительно жанра. К двухсотлетию Пушкина вышла небольшая книжка "Праздник жизни. Этюды о Пушкине." С. А. Фомичева, СПб, "Наука" 1995 г. Это карманное издание (по формату) изданное мизерным тиражом (3 тысячи экземпляров) содержит итог многолетних исследований автора, написанный в виде увлекательных этюдов, одним из которых и является "Последнее произведение", в котором речь идет о работе Пушкина "Последний из свойственников Иоанны д'Арк". В итоговом выводе Сергея Александровича я обрел окончательную опору в работе - "За репортажем, анекдотом, пастишем ощущаются некие столь далекие перспективы:, которые позволяют предчувствовать в последнем произведении писателя открытия грядущих литературных эпох". Не будь трагедии, Пушкин использовал бы собранный им материал в самых непредсказуемых литературных жанрах. Суть в том, что законы литературного творчества устанавливает сам автор, а не общество или организация. Это дало мне дополнительную опору, и я взялся за переделку своей работы "Пушкин и время". Отвечая А. Ф. Лапченкову могу сказать: "Есть такой жанр!"

Неожиданным подарком судьбы явилось переиздание Полного Собрания Сочинений Пушкина (1994-1997г.г.) Дело в том, что самый "полный" Пушкин, издававшийся с 1937 по 1959 год, стал настолько редкостным в полном комплекте, что имеется далеко не во всех библиотеках. Имея "академического" Пушкина в 6 томах, я не мог рассчитывать на доработку, так как это издание не содержит справочного материала. Получив новое, дополненное двумя томами, Полное Собрание Сочинений поэта я в короткие сроки доработал свою книгу 1992 года и считаю это моим подарком Александру Сергеевичу Пушкину, который стал в моей жизни добрым гением. Неожиданным подарком судьбы явилось и избрание сегодня (11 сентября 1998 года) нового премьер-министра Примакова, с которым ассоциируется надежда на радикализацию реформ в России и на всем постсоветском пространстве, для жителей которых мысли Пушкина не пустой для сердца звук. Тем более, что грядет новый 1999 год - Год Пушкина.

Донов Владимир Владимирович.

11 сентября 1998года

 

Вступление Пушкина к своим новым
"Запискам", начатым в 1834 году.

"Несколько раз принимался я за ежедневные записки, и всегда отступался из лености; в 1821 году начал я свою биографию, и несколько лет занимался ею. В конце 1825 года, при открытии несчастного заговора, я принуждён был сжечь сии записки. Не могу не сожалеть о их потере; я в них говорил о людях, которые после сделались историческими лицами, с откровенностью дружбы или короткого знакомства. Теперь некоторая театральная (?) торжественность их окружает и, вероятно, будет действовать на мой слог и образ мыслей.

За то буду осмотрительнее в своих показаниях и если записки будут менее живы, то более достоверны.

(Избрав) себя лицом, около которого постараюсь собрать другие, более достойные замечания, скажу несколько слов о моём происхождении.

Мы ведём свой род от прусского выходца Радши или Рачи (мужа честна, говорит летописец, т. е. знатного, благородного), выехавшего в Россию во времена княжества св. Александра Ярославовича Невского. От него произошли Мусины, Бобрищевы, Мятлевы, Поводовы, Каменские, Бутурлины, Кологривовы, Шарефеденовы и Товарковы. Имя предков моих встречается поминутно в нашей истории. В малом числе знатных родов, уцелевших от кровавых опал царя Ивана Васильевича Грозного, историограф именует и Пушкиных. Григорий Гаврилович Пушкин принадлежит к числу самых замечательных лиц в эпоху самозванцев. Другой Пушкин, во время междуцарствия, начальствуя отдельным войском, один с Измайловым, по словам Карамзина, сделал честно свое дело. Четверо Пушкиных подписались под грамотою о избрании на царство Романовых, а один из них, окольничий Матвей Степанович, под соборным деянием об уничтожении местничества (что мало делает чести его характеру). При Петре I сын его, стольник Федор Матвеевич, уличен был в заговоре противу государя и казнен вместе с Цыклером и Соковниным. Прадед мой, Александр Петрович был женат на меньшой дочери графа Головина, первого Андреевского кавалера. Он умер весьма молод, в припадке сумасшествия, зарезав свою жену, находившуюся в родах. Единственный сын его, Лев Александрович, служил в артиллерии, и в 1762 году во время возмущения, остался верен Петру III.Он был посажен в крепость и выпущен через два года. С тех пор он уже в службу не вступал, и жил в Москве и в своих деревнях.

Дед мой был человек пылкий и жестокий. Первая жена его, урожденная Воейкова, умерла на соломе, заключенная им в домашнюю тюрьму, за мнимую или настоящую ее связь с французом, бывшим учителем ее сыновей, и которого он весьма феодально повесил на черном дворе. Вторая жена его, урожденная Чичерина, довольно от него натерпелась. Однажды велел он ей одеться и ехать с ним куда-то в гости.

Бабушка была на сносях и чувствовала себя нездоровой, но не смела отказаться. Дорогой она почувствовала муки. Дед мой велел кучеру остановиться, и она в карете разрешилась - чуть ли не моим отцом. Родильницу привезли домой полумертвую, и положили на постелю всю разряженную и в бриллиантах. Все это знаю я довольно темно. Отец мой никогда не говорит о странностях деда, а старые слуги давно перемерли.

Родословная матери моей еще любопытнее. Дед ее был негр, сын владетельного князька. Русский посланник в Константинополе как-то достал его из сераля, где содержался он аманатом, и отослал его Петру Первому вместе с двумя другими арапчатами. Государь крестил маленького Ибрагима в Вильне в 1707 году, с польской королевою, супругою Августа, и дал ему фамилию Ганибал. В крещении наименован он был Петром, но как он плакал и не хотел носить нового имени, то до самой смерти назывался Абрамом. Старший брат его приезжал в Петербург, предлагая за него выкуп. Но Пётр оставил при себе своего крестника. До 1716 году Ганибал находился неотлучно при особе государя, спал в его токарне, сопровождал его во всех походах; потом послан был в Париж, где несколько времени обучался в военном училище, вступил во французскую службу, во время испанской войны, был в голову ранен в одном подземном сражении (сказано в рукописной его биографии), и возвратился в Париж, где долгое время жил в рассеянии большого света. Петр I неоднократно призывал его к себе, но Ганибал не торопился, отговариваясь под разными предлогами. Наконец, государь написал ему, что он неволить его не намерен, что предоставляет его доброй воле возвратиться в Россию или остаться во Франции, но что во всяком случае он никогда не оставит прежнего своего питомца. Тронутый Ганибал немедленно отправился в Петербург. Государь выехал к нему на встречу и благословил образом Петра и Павла, который хранился у его сыновей, но которого я не мог уж отыскать. Государь пожаловал Ганибала в Бомбардирскую роту Преображенского полка капитан-лейтенантом. Известно, что сам Петр был ее капитаном. Это было в 1722 году.

После смерти Петра Великого судьба его переменилась. Меньшиков, опасаясь его влияния на императора Петра II, нашел способ удалить его от двора. Ганибал был переименован в майоры тобольского гарнизона и послан в Сибирь с препоручением измерить Китайскую стену. Ганибал пробыл там несколько времени, соскучился и самовольно возвратился в Петербург, узнав о падении Меньшикова и надеясь на покровительство князей Долгоруких, с которыми был он связан. - Судьба Долгоруких известна. Миних спас Ганибала, отправя его тайно в Ревельскую деревню, где и жил он около десяти лет в поминутном беспокойстве. До самой кончины своей он не мог без трепета слышать звон колокольчика. Когда императрица Елисавета взошла на престол, тогда Ганибал написал ей евангельские слова: помяни мя, егда приидеши во царствие свое. Елисавета тотчас призвала его ко двору, произвела его в бригадиры, и вскоре потом в генерал-майоры и в генерал-аншефы, пожаловала ему несколько деревень в губерниях Псковской и Петербургской, в первой Зуево, Бор, Петровское и другие, во второй Кобрино, Суйду и Тайцы, также деревню Раголу, близ Ревеля, в котором несколько времени был он обер-комендантом. При Петре III вышел он в отставку и умер философом (говорит его немецкий биограф) в 1781 году, на 93 году своей жизни. Он написал было свои записки на французском языке, но в припадке панического страха, коему был подвержен, велел их при себе сжечь вместе с другими драгоценными бумагами.

В семейственной жизни прадед мой Ганибал так же был несчастлив, как и прадед, мой Пушкин. Первая жена его, красавица, родом гречанка, родила ему белую дочь. Он с нею развелся и принудил ее постричься в Тихвинском монастыре, а дочь ее Поликсену оставил при себе, дал ей тщательное воспитание, богатое приданое, но никогда не пускал ее себе на глаза. Вторая жена его, Христина Регина фон Шеберх, вышла за него в бытность его в Ревеле оберкомендантом и родила ему множество черных детей обоего пола.

Старший сын его, Иван Абрамович, столь же достоин замечания, как и его отец. Он пошел в военную службу вопреки воле родителя, отличился и, ползая на коленях, выпросил отцовское прощение. Под Чесмою он распоряжал брандерами и был один из тех, которые спаслись с корабля, взлетевшего на воздух. В 1770 году он взял Наварин; в 1779 году выстроил Херсон. Его постановления доныне уважаются в полуденном краю России, где в 1821 году видел я стариков, живо еще хранивших его память. Он поссорился с Потемкиным. Государыня оправдала Ганибала и надела на него Александровскую ленту; но он оставил службу и с тех пор жил по большей части в Суйде, уважаемый всеми замечательными людьми славного века, между прочими Суворовым, который при нем оставлял свои проказы, и которого принимал он не завешивая зеркал и не наблюдая никаких тому подобных церемоний.

Дед мой, Осип Абрамович (настоящее имя его было Януарий, но прабабушка моя не согласилась звать его этим именем, трудным для ее немецкого произношения: Шорн Шорт, говорила она, делает мне шорни репят и дает им шертовск имя) - дед мой служил во флоте и женился на Марье Алексеевне Пушкиной, дочери тамбовского воеводы, родного брата деду отца моего (который доводится внучатым братом моей матери). И сей брак был несчастлив. Ревность жены и непостоянство мужа были причиною неудовольствий и ссор, которые кончились разводом. Африканский характер моего деда, пылкие страсти, соединенные с ужасным легкомыслием, вовлекли его в удивительные заблуждения. Он женился на другой жене, представя фальшивое свидетельство о смерти первой. Бабушка принуждена была подать просьбу на имя императрицы, которая с живостью вмешалась в это дело. Новый брак деда моего объявлен был незаконным; бабушке моей возвращена трехлетняя ее дочь, а дедушка послан на службу в черноморский флот. 30 лет они жили розно. Дед мой умер в 1807 году, в своей псковской деревне, от следствий невоздержанной жизни. 11 лет после того бабушка скончалась в той же деревне. Смерть соединила их. Они покоятся друг подле друга в Святогорском монастыре".

А. С. Пушкин ППС т. 12 с. 310-314